9 мая 1945 года — День Победы. Фото Михаила Рунова / РИА Новости
Спустя четыре десятилетия после разгрома гитлеровской армии генерал-полковник-инженер, начальник службы горючего Вооруженных сил СССР Василий Никитин напишет, что за годы войны советские войска израсходовали почти 16,5 миллиона тонн горючего. Этого хватило бы, чтобы заполнить подмосковное Химкинское водохранилище почти до краев. В годовщину Великой Победы вспоминаем о людях, чьим долгом было обеспечение страны энергией и чьи подвиги никогда не будут забыты.
В начале войны, по воспоминаниям Василия Никитина, нефтяная промышленность Союза столкнулась с серьезными трудностями. Много топлива было утрачено из-за налетов фашистской авиации и плохой маскировки складов. Для эвакуации остатков не хватало железнодорожных цистерн, а сами железные дороги оказались перегружены — шла переброска войск с востока на запад. В одном только Баку к концу 1941 года скопилось в общей сложности больше двух тысяч тонн запасов нефти и нефтепродуктов, срок доставки которых на так нуждавшийся в топливе фронт мог растягиваться более чем на 45 суток.
22 июля 1941 года, спустя месяц после начала войны, «Люфтваффе» впервые атаковала столицу и Московский крекинг-завод — так тогда назывался Московский нефтеперерабатывающий завод (МНПЗ) в Капотне.
«Прозвучала воздушная тревога. Вся округа озарилась ярким светом — это несколько осветительных бомб медленно спускались на парашютах. Стоявшие возле меня бойцы инстинктивно, не дожидаясь команды, открыли по ним огонь из винтовок, бомбы гасли одна за другой, и вновь воцарилась темнота. Затем в небе что-то зашуршало и на землю недалеко от нас стали падать предметы, которые воспламенились. Это были зажигательные бомбы, которые народ окрестил «зажигалками». Несколько зажигалок упало на штаб подразделения, и он загорелся, но мы быстро справились с пламенем», — вспоминал участник обороны завода Иван Егоров.
Пять часов — с 22:25 до 03:30 — длился первый авианалет. Но никто из заводчан не покинул цехов: под разрывы бомб, шипение «зажигалок» и треск пламени они следили за работой агрегатов и готовили для фронта новый вид топлива — пусковой бензин, на котором двигатели автомобилей и танков легко заводились бы даже в самый лютый мороз. В это время поблизости располагались несколько резервуаров с горючим, на железнодорожных путях стояли заполненные по самую крышку цистерны. Достаточно было одного лишь точного попадания, чтобы от завода ничего не осталось.
За несколько недель в трех километрах от завода две тысячи рабочих возвели его точную копию. В районе деревни Чагино построили фанерные заводские корпуса и нефтяные резервуары в натуральную величину, вкопали специально привезенные деревья, завезли сотни бочек с остатками горючего и промасленную ветошь, смонтировали бутафорские нефтепроводы. Зажгли огни, а настоящий завод погрузили во тьму. Приманка сработала: фальшивый завод с воздуха оказался неотличим от настоящего, и бомбардировщики переключились на него. Участники обороны завода для большей убедительности подогревали вошедших в раж немецких летчиков: во время бомбардировок они поджигали бочки с остатками горючего и ветошь, чтобы создать видимость серьезных разрушений. Для этого на двойнике постоянно находились дежурные — для них даже оборудовали специальный бункер с телефонной связью.
Московский нефтеперерабатывающий завод не останавливался ни разу за все время войны: на протяжении 1418 дней он производил и поставлял топливо защитникам Родины. На МНПЗ переработали почти три миллиона тонн нефти, смогли нарастить мощности, модернизировать производство и освоить выпуск четырех новых видов продукции. Подвиг заводчан не забыт до сих пор: в Капотне, где расположен завод, стоят сразу два мемориала — памяти жителям города и воинам-нефтяникам, погибшим в годы Великой Отечественной войны.
На пределе человеческих и технических возможностей в годы войны работала электроэнергетика.
«С началом военной жизни в связи с большими проблемами отрасли нервные и физические нагрузки выросли многократно, — вспоминает в книге «Энергетика Победы» почетный энергетик Минэнерго России Эдуард Перминов. — В январе 1942 года на переданной из Наркомхимпрома в Наркомат электростанций Березниковской ТЭЦ на Урале сложилась тяжелейшая социально-производственная ситуация».
По воспоминаниям известного энергетика, заместителя министра энергетики и электрификации СССР Константина Лаврененко, электростанция была в ужасном состоянии: «помещения скорее напоминали бани, чем производственные здания, руководство и работники цехов были измучены».
ТЭЦ, подстанции и энергетические заводы, как и объекты нефтепромышленного комплекса, с первых же дней войны стали одной из главных целей для немецкой артиллерии и авиации. В осажденном Ленинграде фашистские войска наметили для прорыва в центр города территорию завода «Электросила», где собирали генераторы и крупные электрические машины. Территорию завода непрерывно обстреливали. Его работники поневоле стали еще и строителями: им приходилось регулярно восстанавливать разрушенное снарядами и бомбами. В конце апреля, вспоминает Эдуард Перминов, удалось заново отстроить турбокорпус — только для того, чтобы в него тут же снова прилетел немецкий фугас.
Работа завода не останавливалась ни на один день. В 1942 году его специалистам удалось восстановить агрегаты Волховской ГЭС. На станцию их переправили на машинах по льду Ладожского озера, и блокадный Ленинград получил дополнительную электроэнергию.
«”Электросила” — единственное в стране предприятие, сумевшее во время войны освоить производство быстродействующих автоматов управления, — пишет Перминов. — Их с выгравированной надписью “Сделано в Ленинграде в период блокады” самолетами отправляли на Большую землю».
Когда Германия напала на СССР, в Ярославской области на Волге полным ходом шло строительство Рыбинской гидроэлектростанции (ГЭС) — второй по мощности в масштабах всей страны. Готовились к запуску гидроагрегаты, заполнялось водохранилище, само здание еще не имело части стен и крыши. Останавливать работы было нельзя: Рыбинская ГЭС имела стратегическое значение и должна была питать энергией Москву.
«Персонал работал в исключительно тяжелых условиях в недостроенном здании ГЭС, оборудование было плохо защищено от действия осадков и холода, — рассказывают в «Русгидро». — Отсутствовал центральный пульт управления, и временное освещение помещений от сетей строительства создавали дополнительные трудности».
Пуск первого агрегата состоялся в срок — он заработал в ноябре 1941 года, и столица получила долгожданную электроэнергию, а в январе 1942 был запущен второй агрегат.
В начале войны в Красноярске, полностью лишившемся подвоза угля из Кузбасса, его стали добывать на примитивной шахте в поселке Базиха на правобережье Енисея, вспоминают авторы книги «Красноярск-Берлин. 1941-1945», вышедшей к 65-летию Победы. Топливо было невысокого качества — плохо горело и давало мало тепла, но это было лучше, чем ничего.
Для самого Кузбасса война стала настоящим испытанием на прочность. После утраты Донецкого и Подмосковного бассейнов на него практически полностью легло обеспечение углем всей промышленности СССР. Как отмечает старший преподаватель Кузбасского государственного технического университета Надежда Волошина в статье «Угольная промышленность Кузбасса в годы Великой Отечественной войны», порядка 80% металла, производимого в стране, выплавлялось в те годы на Кузнецких углях.
На предприятиях не хватало людей: недокомплект из-за мобилизации шахтеров в ряды Красной армии к 1942 году составлял 74%. Шахты переводили в режим строжайшей экономии, рабочий день продлили до восьми часов, специальным указом вводились сверхурочные, отменялись отпуска. Кое-где появились полностью женские бригады и даже целые смены. При этом коллектив ухитрялся модернизировать и наращивать производство: за время войны в Кузбассе ввели в действие 21 новую шахту и штольню!
Многие энергетические объекты минировали, чтобы они не достались врагу. Так было, например, с подстанцией №20. Во время блокады улица Типанова, на которой она располагалась, была самой окраиной Ленинграда. Дальше — только Пулковские высоты, ставшие местом одних из самых ожесточенных боев. Ветеран «Ленэнерго» Мая Серегина вспоминает: подстанцию заминировали и условились взорвать, если враг подойдет к ней ближе чем на два километра.
«На такое ответственное задание был назначен Борис Викторович Рыбин (будущий начальник центра ремонта оборудования «Ленэнерго». — Прим. ред.), — пишет Мая Серегина в сборнике воспоминаний «Дневники Победы», составленном «Россети Ленэнерго». — Спустя какое-то время снаряды стали взрываться на территории станции. Борис Викторович отдал приказ покинуть станцию работникам и остался один с этой зловещей кнопкой. Не помнит, сколько прошло времени — казалось, целая вечность, и вдруг сигнал по рации: “Все отменяется, наши войска отбили немцев с Пулковских высот”. Это состояние описать невозможно. Борис Викторович рассказывал, что он заплакал, как ребенок, не знал, как вышел из здания».
Война нанесла электроэнергетике СССР страшные раны: за время оккупации и особенно при своем отступлении немцы разрушили мощные энергосистемы Днепра, Донбасса, Ленинграда, Харькова, Краснодарского края, Киева, Воронежа, Крыма, Карелии и Кольского полуострова. Взорвали и сожгли 61 крупную и огромное количество мелких электростанций общей мощностью около пяти миллионов киловольт, вывели из строя десять тысяч километров высоковольтных линий электропередачи, вывезли в Германию 14 тысяч паровых котлов, почти полторы тысячи турбин и больше 11 тысяч электрогенераторов.
Электроэнергетика не только сумела оправиться от ущерба, но и приросла новыми мощностями: в 1946 году, пишет Эдуард Перминов, показатели генерации в стране превысили довоенные!